Первый в Эстонии и Таллине жилой район панельного домостроения Мустамяэ начал строиться в 1962 году и к настоящему времени он уже стал своего рода памятником своей эпохи. Однако, люди жили в этом районе уже давно.
Поначалу название Мустамяэ (Черногорное) использовалось только по отношению к узкой полоске склона холма Мустамяэ, а для обозначения территории большей площади, включающей в себя и вышеупомянутую узкую полоску склона холма, использовалось название «Sinised mäed» (Синисед мяэд, что переводится на русский язык, как «Синие горы»).
С 1920 года название Мустамяэ распространилось на нынешнее поселение Вана-Мустамяэ (Старое Мустамяэ). Дальнейшее распространение названия на нынешнюю территорию стало результатом совпадения случайных обстоятельств. В свое время часть улицы, ведущей от перекрестка нынешних улиц Кадака и Мустамяэ в направлении улицы Кескузе, носила народное название Раба теэ, т.е. Болотной дороги. И район был известен как деревня Раба. Официально дорога называлась в 1923-1937 годах Хааберсти, а затем решением Таллинского городского собрания она была названа Мустамяэ, поскольку вела в поселение Мустамяэ.
В 1652 году местность между улицей Эндла, Линну теэ и Мустамяэ теэ разделили на 32 парцеллы (мелких земельных участкa для ведения хозяйства). Несколькими годами позже на парцеллы поделили также и местность между Палдиски мнт и Мустамяэ теэ. Всю эту территорию стали называть по имени тогдашней шведской королевы Кристины – Луг или покос Кристины (Kristiine heinamaa). Поскольку владельцами парцелл были самые состоятельные и влиятельные граждане города Таллинна, то всю эту территорию очистили от камней и кустарниковой поросли, а для осушения слишком влажных мест была сооружена охватывающая всю эту местность осушительная система. Осушительные канавы прокладывали таким образом, что они являлись одновременно и границами парцелл. Вместе с осушительными канавами между покосными лугами были проложены первоначальные дорожки, из которых потом сформировалась сеть дорог Лиллекюла.
Популярность загородных имений в соседних государствах и благоустройство окрестностей повлияли на строительство многочисленных летних усадеб и в районе Лиллекюла. На городском плане 1688 года Самуэля Ваксельберга из 23 летних мыз на покосных лугах Кристийне находились 15, из них большая часть на Мустамяэ теэ. Самой значительной была мыза Наталиенталь, которой владел занимавший в первой половине 18 века пост губернатора и в 1758-1775 годах генерал-губернатора Эстляндии принц Петер Август Фридрих фон Хольстейн-Бек. В 1760 году он перепродал мызу адмиралу Алексею Спиридову. Спиридов являлся военным губернатором Таллина в 1803-1811 годах. Адмирал продал летнюю усадьбу в 1801 году.
Во времена следующих владельцев на землях летних мыз развивали производство. Во владении купца Овсянникова, после него гражданина города Дитриха Роде и в конце – семьи Эггерс, в 1804-1823, 1827 и 1833 годах в Шарлоттенталь действовала красильная ситцевая мануфактура. Поэтому названием летней усадьбы было «мыза Эггерс». Предприятие по тем временам было довольно большим, там трудились 75 работников. Гораздо успешнее была деятельность основанной в 1830 году фабрики по производству свинцового сахара и уксуса. В 1845 году там стали производить также краски. У Эггерсов в Шарлоттенталле имелись также маслодельня, спиртовая и спичечная фабрики, паровая мельница. Спичечная мануфактура основана в 1838 году и была третьей такого вида фабрикой в России. В 1847 году там работало 111 рабочих. Спиртовую фабрику основали в 1864 году и ее скоро передали купцу Шалотоффилу, предприятие проработало до 1879 года. На землях мызы Шарлоттенталь было много родников, вода в которых имела приятный вкус. Владелице расположенной рядом усадьбы Бланкенталь Еве Берхил посчастливилось каким-то образом заполучить право единоличной продажи этой воды, и вода рекламировалась как лечащее холеру средство. Особенно массовой стала ее продажа во время эпидемии 1907 года. В производственном здании советских времен, протяженностью до автобусной остановки Марья, располагался самый большой коровник, вмещавший до 60 голов крупного рогатого скота голландской породы. Ранее в центральной части складского здания располагалась двухэтажная современная маслодельня. На территории летней усадьбы Шарлоттенталь действовали и другие производства (глиняное производство, клеевая фабрика), но они располагались от перекрестка улицы Марья и Мустамяэ теэ несколько дальше.
В первой половине 1950 годов на углу улицы Марья и Мустамяэ теэ были возведены постройки автобазы Союззаготтранса. Территорию использовали в качестве автобазы до конца советского периода. Поблизости в советское время работал также один из цехов Таллинского экскаваторного завода.
Напротив перекрестка улицы Марья располагалась летняя мыза Анненхоф, которая позже носила название Мариенталь. По местному преданию из Мариенталя дорога вела к Мустйые, которую люди стали потом называть Мария или Марья теэ. Согласно старым городским планам можно предположить, что такая пешеходная дорога могла проходить рядом с осушительной канавой. При этом в конце улицы Марья находилась мыза Дуборга. К этой летней мызе вела длинная аллея от угла Мустамяэ теэ и Палдиски маантеэ. Аллея Дуборга частично еще сохранялась вначале 20 столетия. Такая же длинная аллея простиралась от летней усадьбы Шарлоттенталь к летней мызе Вескимяэ. По воспоминаниям местных жителей аллея еще существовала в 1930 годах, а вдоль аллеи располагались скамейки, на которых можно было отдыхать и наслаждаться окружающей природой.
Кстати, люди жили издавна не только в районе современных улиц Мустамяэ и Маарья, но и в районе нынешней улицы Кадака, которая получила свое название по имени деревни Кадака, находившейся в этом районе еще совсем недавно.
Своим именем деревня Кадака – первое поселение на территории будущего Мустамяэ была обязана кустарнику — можжевельнику, название которого по-эстонски звучит как «kadakas». Первые сведения о деревне Кадака, находящейся у северо-западной границы нынешнего Мустамяэ, датируются далеким 1697 годом.
Спустя еще два года в магистратских документах Таллина мелькает некая «мыза Кадак», но скорее всего, по мнению современных историков, писарь тогда просто ошибся, так как никакого поместья, или хотя бы летней усадьбы, здесь никогда не существовало: поселение всегда составляли только крестьянские избы.
«Пограничный» статус деревня Кадака имела с самого рождения: она располагалась на рубеже между владениями Ревеля и баронскими угодьями. Потому, вплоть до самого начала двадцатых годов ХХ века, она официально состояла из двух поселений: Хааберсти-Кадака и Харку-Кадака.
Постройки «деревенского» времени на левой, если двигаться от центра, стороне улицы Кадака можно ещё увидеть и в наши дни, а вот самого кустарника, триста лет тому назад обильно произраставшего, вероятно, в окрестностях нынешнего района, в наше время уже не сыщешь, как говорится, «днем с огнем».
Огонь, скорее всего, его и уничтожил, причем огонь не простой, а очистительный. Вернее, очищающий: едва ли не до самого начала XIX века европейская медицина видела в окуривании можжевеловым дымом самое эффективнейшее средство дезинфекции и борьбы с эпидемиями.
Последний раз в истории городские власти повелели окуривать можжевеловым дымом всех направляющихся в Ревель из зачумленных краев осенью 1710 года. Кто знает, не тогда ли нынешнее Мустамяэ навсегда лишилось своих знаменитых можжевельников?
Самым известным жителем деревни Кадака был, вероятно, литературный «отец» любимцев эстонских детей — Сипсика и Накситраллей – детский писатель Эно Рауд.
В детстве писатель действительно проводил здесь летние каникулы. И не исключено, что именно проделки сверстников в окрестностях Кадака послужили основой для его приключенческой повести «Нержавеющая сабля».
Впрочем, не исключено, что ее действующие лица могли быть не только «кадакаскими» обывателями, но и жителями соседних хуторов: они начали возникать в районе нынешней остановки «Лехола» не позднее начала ХХ века.
Здесь, на территории, лежащей между теперешними улицами Э. Вильде и Линну теэ, слой плодородной почвы был чуть толще, чем непосредственно у подножия Мустамяги или в Нымме. Конечно, для пашен он не годился, а для садов и огородов – вполне.
К середине тридцатых годов на территории будущего Мустамяэ насчитывалось уже около полусотни земельных участков. Часть из них принадлежала хуторским хозяйствам, часть – сдавалась под дачи небогатым горожанам.
Взыскательному дачнику делать тут и впрямь было нечего: до моря далеко, но сыровато. Название микрорайона Сяэзе, унаследованное от существовавшего некогда хутора, самым недвусмысленным образом подтверждает «комариную» славу этих мест.
Единственная категория отдыхающих, которых довоенное Мустамяэ могло манить по-настоящему, были любители-минерологи. Еще бы – ведь здешние кустарники и перелески изобиловали свидетельствами седого прошлого окрестностей Таллинна – принесенными сюда с финского берега ледником валунами. У наиболее примечательных из них «имена собственные» появились уже в XIX веке.
Заметил, например, местный крестьянин, что камень, лежащий теперь во дворе дома по адресу Мустамяэ теэ, 173, словно бы специально отесан до четырехугольной формы, как крышка сундука или гроба – и нарек его Кирстукиви: название это ныне можно прочесть на установленной рядом табличке.
Сложно сказать, чем обусловлено «имя» валуна Ренникукиви, лежащего поблизости от дома по адресу Акадеэмиа теэ, 68: то ли желобкам на его поверхности (по-эстонски – «renn»), то ли фамилией владельца ближайшего хутора.
Явно позднейшего происхождения названия валуна Ластепяэвакодукиви – оно никак не могло появиться раньше, чем на улице Вильде был построен круглосуточный детсад – и Яэмяэкиви: большая часть последнего, словно у настоящей ледовой горы, то есть айсберга, скрыта от глаз наблюдателя.
С уверенностью можно назвать дату «наречения» группы валунов у перекрестка Кадака теэ и улицы Трумми – 1935 год. Именно тогда она была обследована и нанесена на карту членами географического кружка Таллиннской школы общества юных натуралистов.
Каменная россыпь, получившая название Ыпиринги кивид – то есть Ученического кружка. По случайному совпадению через четверть века в непосредственной близости от них стали расти общежития и учебные корпуса нынешнего Технического университета.
Однако, есть у Мустамяэ и другая история. Не только мирная. Например, не было у мустамяэских мальчишек четверть века тому назад большей радости, чем возвращаясь с урока физкультуры в Ныммеском лесу найти в траве россыпь проржавевших гильз.
Особенно повышалась вероятность находки в том случае, если путь пролегал мимо «Белого поля» — гравиевой площадки для занятий учебным автовождением. Здесь гильзы встречались буквально россыпями. «Знающие люди» говорили: в годы войны тут находился лагерь, в котором фашисты практиковали массовые расстрелы. Свидетельством его существования считался зловещего вида бетонный тоннель, уводивший куда-то под гребень песчаной дюны.
Стрельбище в лесу на границе Мустамяэ и Нымме действительно существовало, но стреляли в нем, по счастью, не в живых людей, а в мишени: здесь в тридцатых годах располагался тир Мустамяэской бригады Кайтселийта. Пользовались им и после войны – уже члены ДОСААФ.
Впрочем, как минимум один расстрел на территории современного Мустамяэ в годы Второй мировой действительно имел место: на пригорке неподалеку от улицы Ретке теэ 6 января 1944 года был приведен в исполнение приговор некому Фрицу Бену.
Бен, уроженец Германии, был мобилизован в строительные части Вермахта в 1943 году и попал на службу в Таллинн. Умирать за Гитлера он явно не рвался и попытался заняться саботажем. Сформировавшаяся вокруг него антифашистская группа была раскрыта гестапо. Ее создатель был расстрелян за «пацифистскую агитацию и шпионаж в пользу врага» под соснами Мустамяэ.
——————————————————————
Примечание:
При подготовке данной статьи редакцией сайта Mustamae.info использовалась информация из публикаций историка Роберта Нермана